Умер Платон Иванович и попал на Небеса. Там его встретил Бог.
— Ну, рассказывай, как жил, чему научился, что видел? – улыбнулся Бог.
— Хорошо жил, богато. Детям наследство хорошее оставил. Последние тридцать лет заместителем директора на заводе проработал, — бодро ответил мужчина.
— Это я знаю. Жил-то как?
— Нормально жил. Жена, три сына. Все как у людей. Дом за городом построили, дача есть.
— Ох! – вздохнул Бог. – Я тебя спрашиваю: жил ты как? К людям с добром или мимо проходил? К близким с любовью или всё о делах думал? Как фигурки твои резные? Еще в школе про твои золотые руки легенды ходили!
— Эээ, ходили, что-то такое припоминаю, да. Но главное — у меня три грамоты есть от директора завода и два диплома от самого министра!
Бог вздохнул еще тяжелее и снова обратился к мужчине:
— Платон Иванович, Платош, ты мне что 83 года назад говорил перед тем, как родиться?
— Не помню, мне ж 83 года. Я неделю назад-то что было не вспомню, а тут 83 года, — замялся Платон, словно снова сидел на совещании и надо было как-то оправдываться в том, что деньги получили, но работать над проектом еще не начали.
— Давай вместе вспомним, — сказал Бог и повел рукой перед собой.
Загорелся экран и там Платон, еще бестелесная душа, сидел за одним столом с Богом, ел печенье и возмущался: «Да ты посмотри, Господь, что на Земле-то творится? Гонка за деньгами, а чтоб с ребенком вечер провести или жене цветочек просто так подарить – так на это времени нет! На Мальдивы копят, а чтобы вместе в парк сходить, погулять, зимой на горках покататься – таких мыслей в голову не приходит! Как будто на Мальдивах станут стопроцентными родителями, а сами – знаю я – в телефоны уткнутся и будут почту рабочую проверять… У подъезда мусор, все эту бумажку уже три дня стороной обходят…»
Душа Платона Ивановича еще долго кипятилась и возмущалась в этом «кино». Бог тогда сидел рядом, улыбался и вдруг сказал: «Ну, что, Платош, пойдешь вниз, разберешься?»
— А то! – гордо ответил Платон Иванович и отправился готовиться к Переходу на Землю.
Стыдно стало нынешнему Платону Ивановичу:
— Ну, а как иначе, — стал он жаловаться Богу. – Только спустился, тут кутерьма. Понесло меня: только родился, как сразу еще трехмесячного в детский сад, потом школа. Родители вечно на работе. Действительно, фигурки из дерева получались у меня отличные. Сосед дядя Ваня научил. Любил я это дело: сижу, вырезаю, душа успокаивается. То слоник получится, то волчок, а то и зайка.
Платон Иванович аж глаза закрыл, предаваясь сладостным воспоминаниям.
— Ты ж потом еще года три вырезал фигурки и даже несколько полочек резных сделал…
— Ага, — поддакнул Платон Иванович. – И все три года слышал от отца с матерью: «Дело хорошее, но на нем не заработаешь. Иди-ка лучше в юристы или экономисты».
— Ты и пошел.
— Пошел…
— А с Ниночкой, как познакомился, помнишь?
— Помню, конечно. Самая красивая девчонка в институте была. И при этом милая, добрая. Я подойти стеснялся, а сам в это время дома шкатулку резную для нее вырезал. Руки-то помнили, хоть в старших классах и не прикасался к дереву.
— И сделал настоящий шедевр!
— Да. Подхожу, спина мокрая… Молчу, пакет протягиваю.
— Она взяла, достала шкатулку, ахнула…
— Я чуть не умер тогда от волнения. Боялся, что засмеёт. Больше шестидесяти лет прошло, а как вспоминаю, руки дрожат. Видишь?
— Вижу, — улыбнулся Бог. — Ниночка тогда все поняла, шкатулку к сердцу прижала, взяла тебя за руку и больше не отпускала.
— Ох, счастливы мы были! Дай Бог каждому!
— Я-то дам. Главное, чтобы взяли. А потом-то что было, помнишь?
— Вообще-то я работал, семью обеспечивал! У меня грамота есть! – снова задрал нос Платон Иванович.
— Да я не про работу! Работал он! Это Ниночка работала. Трех сыновей воспитала, пока ты на работе отсиживался. Видите ли, не высыпался он, пока Ниночка по ночам кормила да спать детей укладывала.
И Бог снова повел рукой.
Читайте также: Умерших любить легко. А живых трудно
На экране показалась квартира Платона Ивановича. Вечер. Ниночка, уставшая за день, с мешками под глазами, давно не высыпавшаяся как следует, идет открывать ему дверь. Платон Иванович пришел с работы.
— Ну, Нинуля, голоден как волк! Корми давай! Ты на завтра мне рубашку приготовила? И вот еще: на пальто пуговица почти оторвалась. Подошьешь, а?
— Конечно, — ответила его ненаглядная и ушла в другую комнату. А тут и слеза по щеке, и усталость, и тяжелый вздох. Стоит Нинуля, смотрит в окно. Тяжело ей. Дети еще маленькие, пока не помощники. Хотя старший уже почти научился пол подметать. Да и средний учит совсем маленького, что одежду складывать и убирать надо.
— Нинуля, я уже за столом! Накладывай! – Платону Ивановичу легко и радостно. На работе выгодный контракт заключили. После обеда отметили немного. Потом, конечно, по кабинетам разошлись, но и там празднование продолжалось.
Видение медленно рассеялось.
— А обнять, поцеловать, помощь предложить? Такое в голову не приходило? – спросил Господь. – Грамотой он мне тут машет!
— Нет, — понурив голову, ответил Платоша. – Она ж дома весь день, это я – работаю и работаю.
— А дома не работа, да? Еды наготовь, одежду постирай, порядок наведи, детей собери, каждого по школам-детским садам-секциям отведи… Сам-то помнишь, как пришлось на три дня за Ниночку дома остаться, та к тёте уехала на огороде помочь?
— Не напоминай даже! – закричал Платон Иванович. – Вспоминать не хочу, уже к первому вечеру я чуть волком не завыл.
— Не к вечеру, а к обеду. И к какому обеду-то? Вы тогда все три дня бутербродами питались, у детей животы от сухомятки разболелись.
— Я стирал…
— Что ты стирал?
— Носок.
— Достирал?
— Да, — жалобно промямлил Платон Иванович.
— МО-ЛО-ДЕЦ! – Бог покачал головой. – А хочешь узнать, как могло бы быть, если б ты сердце свое слушал, а не тех, кто всё советовал потеплее устроиться да кусок пожирнее отхватить?
— Хочу, — уже чуть не плакал Платон Иванович.
— Смотри.
В третий раз появился экран перед Платоном Ивановичем.
Сидел он довольный на крыльце своего деревенского дома и строгал правнуку игрушки. Старый уже был, но руки дело знали. Мог запросто и кораблик вырезать, и белочку, и даже настоящий замок. А уж сколько розочек, полочек, шкафчиков, стульев он для ненаглядной Нинули за эти годы вырезал – не пересчитать! Дом их – самый красивый в округе. Платон Иванович сам построил.
Звали его после института на завод экономистом, очень звали. Преподаватели уговаривали, родители чуть не угрожали. Мол, дворником будешь или сопьешься. Только Ниночка прижимала к сердцу очередной деревянный цветочек и говорила: «Дом за городом, что от родителей мне остался, перестроим, мастерскую тебе сделаем. У тебя ж золотые руки! Да и деткам на природе лучше будет».
Много думал Платон Иванович, диплом все-таки красный и перспективы есть, но чуть что хватал он полешку, брал в руки ножичек и давай красоту наводить. Любовь пересилила. И к Ниночке, и к деревянному искусству.
Уехал с Ниночкой в деревню. Устроился столяром. Родители тогда еще хоть и отвернулись прилюдно, говоря всем, что сын совсем пропал, иногда приезжали. А уж как внуки пошли, так вообще: как выходные, они тут как тут.
Столяром проработал не долго. Дом свой резными наличниками украсил, мастерскую построил. Тут из школы пришли. Говорят, пойдем к нам, мальчикам трудовик нужен. А то совсем от рук отобьются. Платон Иванович и пошел. У самого трое сыновей подрастали. Учительские волнения он разделял.
Научил Платон Иванович мальчишек всему, что сам умел. Пока учились, то книгу обсудят, то кино, то новости.
И везде Платон Иванович умел так повернуть, что мальчишкам понятно становилось, как по сердцу жить, правильный выбор сделать.
Первые выпускники появились, решили артель создать. О селе слава пошла. Мол, что ни дом там, так произведение искусства, да еще мастерская есть и магазин красоты деревянной появился. Туристов стало много.
Однажды целая делегация из города приехала, машины у всех дорогущие, цепей золотых на шее не счесть, а глаза – несчастные. Их старший и говорит: «Платон Иванович, все мы тут директора заводов, фабрик и даже одного парохода. Работаем без устали, да только сыновья у нас, хоть и подростки еще, но пропащие уже почти люди. К тебе за помощью обращаемся. Построим здесь, что хочешь, только научи их всему, что знаешь».
Директора эти лагерь рядом с селом поставили. Несколько корпусов, столовую да огромные мастерские. Платон умельцев разных собрал: мальчишки думать об отдыхе да развлечениях забыли. Увлеклись так, что сами не заметили, как снова доброта в их сердцах заиграла, легко на душе стало. Родителей через месяц увидели, чуть не в ноги поклонились. А те к Платону. И спасибо говорят, и деньги суют.
— Деньги председателю села отдайте, он давно хотел лужайки тут разбить, цветы посадить да фонари необычные поставить. А от себя прошу одного – пусть лагерь живет. Хорошо здесь мальчишкам.
Лагерь, кстати, до сих пор живет, сыновья и внуки дело продолжают. Село тогда тоже расцвело. Стали и из других сел приезжать, опыт перенимать, у себя мастеров собирать. Краше места стали, люди подобрели…
И снова на экране показалось крыльцо, где сидел Платон Иванович, фигурку для правнуков вырезал. Ниночка – красавица в легком платьице – вышла из дома, села рядом.
— Люблю тебя, Платош. Спасибо тебе за жизнь такую — красивую, добрую, настоящую!
— Если бы не ты, Ниночка, ничего бы не было. Как вспомню тебя, студенточку, прижимающую к себе мою розочку, так снова и снова спасибо хочу сказать.
— Так ты и говоришь каждый день, — рассмеялась задорно Ниночка.
— Говорю, и еще вечность говорить буду, — улыбаясь, ответил Платон, не замечая, что руки его, прежде хотевшие кораблик сделать, снова вырезают розочку для любимой.
— Понравилось? – улыбнулся Бог Платону Ивановичу, когда экран вновь погас.
— Очень! – слезы катились и катились по его лицу.
— А ты мне тут грамотой своей хвалишься. Ты трудом своим и добротой детям жизни спасать мог, села возрождать, красоту творить.
— Прости меня, пожалуйста!
— Я-то прощу, ты сам себя простить сможешь?
— Попробую. А можно мне еще раз вниз? Я больше так не буду. Я вот так хочу – с мастерской и со счастливой Ниночкой.
Читайте также: О выборе: всегда заглядывайте за финал — там есть продолжение
— Иди уже! – снова улыбнулся Бог.
…И тут Платон, выпускник экономического института, которому надо было сегодня выбирать, на какой завод – машиностроительный или нефтяной — идти работать, проснулся. Потом рассмеялся, схватил телефон и позвонил:
— Ниночка, любимая, давай завтра же в твои Осинки? Там и свадьбу сыграем!
